Я перекинул с компьютера на дискету несколько своих рассказов и
призадумался. Чтоб их распечатать, нужно сходить в интернет-клуб, а в
кармане ни гроша. Матушкина пенсия давно профукана, а своих денег у
меня уже давно не было. Может, у отца попросить? Но в прошлый раз,
когда я просто намекнул ему о своем безденежье, старик пришел в
ярость.
– Пусть тебе заплатят те, за кого ты воевал! – орал он. – А на
меня больше не рассчитывай! Ты давно уже не мальчик, тебе сорок лет!
Подумай над этим! В твои годы я содержал не одну нашу семью!
– Значит, у тебя были любовницы, старый хрыч, а сейчас святым
прикидываешься?
– Твое какое дело? Не на твои же деньги я покупал им тряпки и
косметику! А теперь проваливай, ко мне должна знакомая зайти.
– А у нее нет молодой подружки?
– Ах, вот ты как? Издеваться надо мной вздумал, щенок?!
Старик схватил палку. Я не стал медлить и выбежал во двор.
Оказавшись за воротами, я услышал сзади тяжелое дыхание и побежал
вверх по Гизельской трассе. Папаша гнался за мной, и я спиной
почувствовал, сколько в нем еще силы.
– Я ведь родину защищал! – оправдывался я, улепетывая и уклоняясь
от сыпавшихся на меня ударов.
– Лучше б ты подох на войне! Меньше было бы забот! Ты для всех
обуза!
– Я был контужен! Я был ранен, в конце-то концов, причем не
однажды!
– Будь ты проклят дважды! Вот тебе мое родительское благословение!
– Спасибо за благословение, но ты мне больше не отец…
Я почесал спину и оглядел убогую комнатушку, которую снимала моя
бывшая жена, вернее, ее хахаль. Из мебели тут был покосившийся стол –
на нем старый компьютер – и поломанный стул. Спал я на полу. Говорят,
спать на твердом полезно, но я так не думаю. Недавно ко мне залез вор,
вероятно, по ошибке, и оставил на столе сто долларов. Правда, деньги
оказались фальшивыми, но, кажется, этот добрый человек сам не знал об
этом. Хоть бы он еще раз ошибся. Я даже двери перестал закрывать, чтоб
братве легче было зайти и раскошелиться. Но вместо криминала в комнату
вошел муж хозяйки квартиры. Это был крепко сбитый сорокалетний мужик с
небритым лицом. Он сверкнул белыми зубами и предложил мне без вони
освободить помещение. Я сказал ему, что любовник моей жены по ошибке
попал в тюрьму, но скоро выйдет и заплатит.
– У него прекрасный адвокат, – сказал я. – И минимум через год он
снова окажется на свободе.
– Знаю, знаю, о ком ты говоришь, – догадался муж хозяйки. – Если
этого маньяка оправдают, тогда я сам его замочу.
Он схватил меня за шкирку и поволок к двери.
– Ну хорошо, – смирился я. – Дайте мне хоть компьютер забрать.
– Компьютер останется в счет долга.
– А на чем я буду печатать?!
Он сказал на чем.
– Я бы выдавил тебе глаза, будь у меня на руках пальцы.
– А что, у тебя нет пальцев? – удивился он.
– Нет, как видишь. Я потерял их на войне. В каждом бою я терял по
пальцу. После этого я стал отчаянным, потому что нечего было терять.
– Плевать я хотел на твое отчаяние и на твою войну; мне интересно,
как ты печатал?
– Тукал по клавишам языком, но могу и носом…
– Ах ты, извращенец! Вот почему моя жена не хотела, чтоб ты съехал
отсюда!
И он спустил меня с лестницы. Теперь я стал бомжем и не знал что
делать. Было жутко холодно. Небо казалось свинцовым, а земля так
замерзла, что невольно вспоминался ледниковый период. Я боялся, что
отморожу себе нос, и он отвалится, как у сифилитика. Пренеприятнейшая
вещь, должно быть. Я оглянулся по сторонам: жизнь бурлила вокруг.
Я пялился на девушек, гулко стучащих по асфальту тонкими
каблучками сапожков. «Как они прекрасны! – думал я, оглядываясь на
них. – С каким достоинством они несут соблазнительную заднюю часть
своего тела и как упруги на вид их ягодицы, обтянутые потертыми
джинсами». Я вспомнил дискету с рассказами. Да, надо срочно
распечатать их, сдать в журнал и прославиться. Но где и как? Я
вспомнил Алана, моего приятеля, с которым однажды зашел в какой-то
офис, где работала его знакомая. Ее звали Диана. Она распечатала тогда
мою первую пробу пера, и я тут же влюбился в нее. Любовь с первого
взгляда. Кто не верит в нее, пусть обратится ко мне, и я объясню, как
это бывает. Но кто я такой, чтоб любить такую красавицу, как Диана? Во
время войны я нужен, а сейчас – никто. Ах, как это унижает. Кстати,
офис недалеко, можно зайти и попросить Диану, если, конечно, она
вспомнит меня. Надежды на это мало, но стоит попробовать. К тому же у
меня нет другого выхода.
Я проходил мимо базара. Тут всегда многолюдно. Мне кажется, что
люди ничем не отличаются от диких зверей. Толпятся там, где пахнет
жратвой. Но у зверей законы намного справедливей. К примеру, волк не
прикидывается овцой и наоборот. Бобры строят плотину без всякого
жульничества. В лесу ли, в джунглях зверье чует, кто укусит, а кто
сожрет. А у нас на всех смотришь с опаской, не зная, кто проглотит –
чтоб он подавился, а кто укусит – чтоб без зубов остался, гадина. Но
больней всего, как правило, жалят самые близкие люди. И еще у животных
нет этих проклятых денег. Нищие, сидящие на тротуаре с протянутыми
руками, будто примерзли задницами к асфальту. Ну чем не воронье,
ждущее от хищников милости? Я старался не смотреть на них. Простите,
господа нищие, я не богач, но, возможно, вам подадут, а мне нет. А
знаете почему? Да потому что у меня нет пальцев. А при чем тут пальцы?
Должно быть, мозги замерзли, раз в голове такая муть.
Перейдя дорогу, я оказался у «Копейки». Здесь за гроши можно было
купить заморские шмотки, правда, не первой свежести. Окна секонд-хенда
вспотели от алчного дыхания покупательниц. Из магазина слышался
женский визг. Красавицы дрались из-за поношенных тряпок. Я прошел мимо
«Копейки», поднялся по лестнице и долго топтался у входа в офис,
набираясь смелости, вернее, наглости. А вдруг Диана пошлет меня куда
подальше? Ну что ж, пойду тогда на базар и протяну беспалую руку. Зная
наперед, что никто не подаст? Боже, как мне стыдно. Вспомнил, как на
войне однажды мы хотели устроить засаду и сами нарвались на
неприятеля, притаившегося в колючих зарослях ежевики. Уму непостижимо,
как грузины не изрешетили нас с такого близкого расстояния. Зато мы
закидали гранатами трепетавшие от стрельбы кусты и благополучно
вернулись обратно. Сюрприз, так сказать. Но почему я вспомнил об этом?
Да потому что сердце у меня тогда готово было выпрыгнуть из груди. Как
сейчас? Вот именно. Но не на смерть же я иду; мне нужна всего лишь
распечатка. Да, но ты неровно дышишь, когда рядом эта женщина.
Мимо проходили люди. Они с удивлением смотрели на меня. Еще
подумают, что я террорист. Я открыл тяжелую железную дверь и вошел в
офис. Охранники из-за окна своей каморки щупали меня взглядами. Что
вылупились? Нет у меня бомбы! Я прошел узкий коридор и свернул налево.
Кажется, вот эта белая дверь, гм… тоже из железа. Люди в последнее
время стали пугливы. Железный занавес рухнул и разлетелся на множество
мелких дверей, за которыми спрятались бывшие граждане могучего СССР. С
плоских жидкокристаллических экранов на нас обрушили столько жуткой
информации, что я нередко удивлялся тому, как мы еще не спятили. А
может, мы уже безумны, но просто не знаем об этом? Порой мне кажется,
что мы живем в мрачном средневековье. Скоро люди начнут копать рвы
вокруг своих домов и наполнят их водой. Оденутся в латы и будут
смотреть на мир сквозь забрала своих шлемов. Эй! Кто вас напугал? Чего
вы так боитесь?!
Помещение, где работала Диана, напомнило мне кабинет в школе:
офисная мебель, на столах компьютеры, у стен шкафы. Из зарешеченных
окон справа, сквозь выбросы «Электроцинка», пробивался свинцовый свет.
Диана сидела за одним из столов и, поглядывая на монитор, стучала по
клавишам. Я подошел к ней на ватных ногах и, поздоровавшись, начал что-
то бубнить про Алана.
– Ах да, Кутя, – сказала она голосом, от которого я таял. – Как
nm, кстати? В каких местах обитает?
– Он в Лондоне, а я вот дискету принес. Может, распечатаете?
Я украдкой взглянул на ее красивые губы, которые улыбнулись мне.
– Ну, конечно, распечатаю, – сказала она. – Где дискета?
Из офиса я выходил с распечатанными рассказами в файле. Я был по
ухо влюблен в Диану (второе ухо мне отстрелили грузины). Но теперь я
был крепко уверен в одном: ради нее я покорю весь этот сраный мир, как
бы он ни оборонялся от меня.
29.01.2008